Опара

Танечка, девочка лет семи рисовала что-то в своем альбоме. Рисовала увлеченно, закусив губу и изредка чему-то кивая.

— Что ты рисуешь, милая? – подошла бабушка.
— Не мешай, ба. – отмахнулась Танечка. – Просто рисую.
— Что значит просто? – продолжила бабушка. – Это же что-то определенное? Ну собачка, например, или кошка.
— Ну, есть тут и собачка, и кошка. – показала Таня в левый угол рисунка.
Бабушка поправила очки и присмотрелась.
— Они что делают? В шахматы, что ли, играют? – спросила бабушка.
— Это не шахматы, ба. Это такие фишки на тысячеклеточной доске. По восемь цветов у каждого. На каждый цвет по восемь фишек. Чьи полутона сильнее – поглощают соседнее.
— э? – не поняла бабушка.
— Ну что ты – не понимаешь-то? – всплеснула руками Танечка. – Черное сильнее красного, синего и зеленого. Но два белых делают его уже не черным. На этом игра строится. Сильные цвета поглощают более слабые. И поле красивое в игре. Переливами.
— А здесь что? – спросила бабушка.


— Ну это… Тут такое… Тут можно зайти, например, волком, а вылететь птицей. Это изменятель... фуникулерный. – объяснила Танечка.
— Молекулярный. – поправила бабушка. – Удобно это, наверное. Вошел стариком, а вышел молодым.
— Ну, наверное. Это если кто-то решит стать стариком, можно будет и изменить. – согласилась Танечка. – Только вряд ли кто-то захочет. Чего там хорошего-то?
— Ну уж прям. – обиделась бабушка. – Есть и хорошие моменты.
— Это какие, например? – не поверила Танечка.
— Спать ложись! – рявкнула бабушка. – Вот сейчас прямо.
— Утром? – удивилась Танечка.
— Уже обед! Второй час. И ты уж ела. – парировала бабушка. – Так что ложись и без разговоров. Вот я все матери расскажу.
— Хорошо. Пойду, ладно. Чуть-что — сразу ябедничать. – пожала плечами Танечка. – Завтра я нарисую мир вообще без стариков, раз ты такая. На изменятель ограничения поставлю.

— И нарисует. – удовлетворенно сказал демиург Хха своему ученику, оторвавшись от смотрового окна. – Эта — обязательно нарисует.

— Будем еще ждать? – уныло спросил ученик. – Уже и так сколько ждем. Остальные в созданное уже воду наливают, а мы все топчемся.
— Остальные логичны. – хмыкнул демиург. – Как ты и я. Или нелогичны, но тогда все еще хуже.
— Да почему? – взвыл ученик. – Я подглядывал – там взвешенные, хорошо организованные миры. У Ххы, например, есть быстрые туннели до любого места. У Ххо – мир в центре вселенной. У Ххе – расширяющееся по необходимости пространство и строго определенный дизайн. А мы все ждем, пока опара подойдет.
— Ух, до чего красивое сравнение. – восхитился Хха. – Опара – это совершенно верно.
— Я о том, что мы месим тесто, вместо того, чтоб сразу создать хлеб. – пояснил ученик. – Ну опоздаем же, правда. Будем наспех лепить.
— Опара… Как я сразу не додумался. – бормотал Хха. –Земля, конечно, тоже ничего. Но Опара все-таки ближе. Дели день на миллионы дней и в оставшиеся шесть делай все сразу. Потому что опара дошла. И как выстрелило – изменятель, деление мира… что там телепорт… Разумные фикусы – это же прелесть что такое.
— А неразбивающиеся коленки? – ехидно спросил ученик.
— Ты совсем глуп, что ли? – удивленно посмотрел на ученика Хха. – Ты правда не видишь, как это прекрасно? Это же идеальный по гармонии и красоте мир. Смотри – она просыпается.
Они оба подошли к смотровому окну…

— Ба, а Ба? – подошла Танечка к бабушке. — А рассказать тебе как все началось? Все началось сразу. Раз и случилось. Это как я только что проснулась — раз и все уже тут. И ты, и сырники, и до прихода мамы всего час…

У смотрового окна плясал ученик и счастливо улыбался Хха.

— И еще шесть свободных дней впереди. – хмыкнул Хха, показывая новый мир ученику. — И добавлять ничего не надо.
— Какой красивый. – ахнул ученик. – А со старым чего делать?
— Можешь выключать. – пожал плечами Хха.

Фрумич